— Вы полагаете, ваше сиятельство, — не повышая голоса, поинтересовался Керн, — откровенное запугивание служителей Конгрегации — хорошая идея?.. Мне ведь тоже есть чем вас припугнуть. Что касается агентов, способных распустить нужный слух, то уже сегодня я могу заставить весь город судачить о том, как пфальцграфиня фон Шёнборн под покровительством своего дядюшки попыталась чародейским путем заполучить контроль над одним из служителей Конгрегации, дабы разрушить эту святую общину изнутри. Доказательством тому послужит ваше ревностное апеллирование к авиньонскому Папе; как вы полагаете, понравится людям мысль о том, что вы ратуете за установление власти этой французской когорты над исконными немецкими землями? Или — выбирайте — за установление власти обладающих колдовской силой над обычным людом, для чего вы и стремитесь окоротить Конгрегацию, которая единственная способна вам противостоять…
— Вы хотите войны, майстер обер-инквизитор? — сощурился тот. — Вы получите войну; вы получите бойню, ибо столкновения с прочим миром вам сейчас не выдержать. Я это знаю. Конгрегация к такому не готова.
— Войны? Я не в том возрасте, ваше сиятельство, когда принято тяготеть к противостояниям по доброй воле; однако, будьте уверены, при необходимости мы пойдем до конца. Авиньон? Эмиссар? Пусть. Только спорить и доказывать что-либо он будет не мне. Как только мы должным образом донесем до всех мысль о том, что хранительница императорского пфальца — места, где престолодержец останавливается в своих путешествиях по Германии! — суть ведьма и злоумышленница, неужто вы полагаете, что Его Императорское Величество будет просто спокойно сидеть и смотреть на происходящее? Вы столкнете с Папой не только Конгрегацию, вы столкнете с папским престолом германский трон. Вы этого хотите, ваше сиятельство? Это будет.
— Вы хотите напугать меня вмешательством Императора? — усмехнулся тот. — Я верно понял вас, майстер обер-инквизитор?
— Его Величество не особенно благосклонно относится к вассалам, которые подумывают о разжигании бунтов, — заметил Керн. — На одной чаше весов — сбережение в целостности Конгрегации, любимого детища Его Величества, сохраненная autonomia, которой его благословенный отец добился с таким трудом; на другой — новая зависимость от куриальных перипетий и крах всех начинаний. Так как вы полагаете, ваше сиятельство, вы имеете основания опасаться вмешательства Его Императорского Величества? А я дойду до этого, если придется. Если вы первым начнете эту распрю. И тогда — вы правы, будет война, ибо и Конгрегация, и трон за то, что уже удалось отстоять, будут драться, ломая зубы. Не себе по большей части, хочу заметить.
— Бросьте, — покривился герцог. — Вы ведь не можете не понимать, что будет с Конгрегацией, если на всеобщее обсуждение вынести легальность вашего Императора. Избрание большинством голосов еще не делает его носителем императорской власти. Курфюрсты дали ему трон, но никто не дал короны. И пока Папа не возложит ее на его голову — он никто. Избранный Император; если мне не изменяет память, именно так он значится в официальных документах? Простой смертный, избранный простыми смертными. Земной царь, не помазанный свыше. При малейшем потрясении он скатится со своего трона, как камень с горы.
— То есть, помазание Майнцским архиепископом вами не приемлется как нечто существенное, ваше сиятельство? Я вас верно понял?
— Не давите на меня авторитетами, бессмысленно. Во всю историю избранники короновались Папой, лишь после этого именуясь собственно императорами. Ваш же покровитель, майстер обер-инквизитор, по существу пустое место. Князь от мира сего. И так будет, пока Святейший Престол не осенит его благословением.
— Авиньонский, разумеется?
— А вам не все равно, скажу ли я «да» или «нет»? — усмехнулся фон Аусхазен. — Ведь этого все равно не случится в обозримом будущем. Авиньон, Рим… да хоть Багдад. Нет единого Папы — нет короны, короны нет — нет Императора. У Конгрегации не хватит духу поспособствовать признанию одного из понтификов, а у вашего липового Императора — посадить на папский престол своего ставленника.
— Неужто? — тихо уточнил Керн. — А уверены ли вы сами, что ваша личная неприязнь может и должна стать поводом к международной войне? Переживете ли ее вы сами, ваше сиятельство?
— Однако, — с нехорошей усмешкой возразил герцог, — вы пытаетесь поставить меня в странное положение, майстер обер-инквизитор. Вы что же — предлагаете мне попросту закрыть глаза на то, что мою племянницу ожидает участь еретички? Просто взять — и забыть об этом? Неужели вам не понятно, что это невозможно?
— Это тяжело, — согласно кивнул Керн. — Однако, если вина госпожи фон Шёнборн будет доказана…
— А мне плевать, ясно? — вновь оборвал его фон Аусхазен, сделав еще шаг вперед. — Мне глубоко начхать на ваш суд, на улики, на ее виновность и все прочее.
— Не слишком благочестиво, — невесело усмехнулся Керн, и тот фыркнул:
— Ну, так арестуйте меня за это, майстер обер-инквизитор. Повторяю: мне наплевать на то, что вы ей вменяете. И по уже упомянутым причинам на вашем месте я не возлагал бы столь великие надежды на вашего Императора.
— «Вашего» Императора, — тихо повторил Керн. — Слишком часто за последние минуты вы упомянули сие сочетание слов, ваша светлость.
— И что же мне за это будет, майстер обер-инквизитор? — с умилением уточнил герцог. — Верно; ничего. И, кстати сказать — я голосовал против. Итак, мои требования вы слышали: или завтра же поутру она возвращается домой, живая и невредимая, оправданная и выслушавшая извинения, или — предъявляйте свои обвинения, и пусть будет суд. Тогда — я уже сказал, что тогда будет. Это все.