По делам их - Страница 128

128

— От своего имени и от лица всех, чьи неверные действия в текущем дознании привели к вашему заключению, приношу вам свои извинения за это ошибку. Вы имеете право подать…

— Я знаю, — перебила та тихо, прижав ладони к щекам, на миг прикрыла глаза и встряхнула головой. — Не надо. Я не хочу этого слушать — я сама все знаю. Я… Я хочу уйти отсюда…

— Вы свободны, — кивнул на дверь Керн, снова садясь; она растерянно застыла, глядя то на дверь, то на Курта рядом и, наконец, произнесла тихо:

— Вы хотите сказать, что я должна идти по городу одна? В таком виде?

— Прошу простить, — мстительно улыбнулся Керн, — однако развоз бывших заключенных по домам в наши обязанности не входит. Если вы желаете, можете переждать в приемной; я пошлю курьера в ваш дом или к господину герцогу, и за вами явится ваша челядь. Полагаю, через полчаса вы сможете…

— Я не вынесу здесь еще полчаса!

— Я отвезу тебя, — хмуро скосившись на начальника, бросил Курт, за руку уводя ее к двери; Керн приподнялся снова.

— Гессе?

— Да? — уточнил он, остановившись, но не обернувшись.

— Последнее. — Голос за спиной был больным и черствым, как короста. — Чтоб в ближайшие пару дней духу твоего в Друденхаусе не было. Увижу здесь — пожалеешь. Ясна моя мысль?

Курт помедлил еще мгновение и вышел, не ответив.

К конюшням прошли в молчании; Маргарет смотрела в землю, поспевая за ним почти бегом, продолжая цепляться за руку, в другой ладони сжимая чуть смявшуюся трубочку пергамента. Единственный свободный курьерский был оседлан; не интересуясь, кем и для чего, Курт вывел его из стойла, вспрыгнув в седло, и усадил Маргарет впереди. Никто из них так и не произнес ни единого слова, пока нетерпеливый жеребец, норовящий сорваться в галоп, вышагивал по улицам с редкими прохожими, каждый из которых останавливался и, обернувшись, провожал их долгими взглядами — удивленными и растерянными…

Когда он выставил стражей Друденхауса из дома Маргарет, в пустом жилище воцарилась мертвая тишина, ничем не нарушаемая; Курт стоял у двери в приемную залу, Маргарет — у входа в коридор, ведущий к ее комнате, и оба безмолвствовали, глядя друг другу в глаза и ощущая вдруг ту неловкость, каковой не было еще несколько минут назад. Надо было сказать что-то — хоть что-то; он понимал это, но слова не шли, слова умирали в сознании, не родившись…

Когда во дворе загрохотали подковы, Курт вздрогнул, уже поняв, что кто-то, видевший их с Маргарет на улицах Кельна, доложил об этом герцогу, и тот явился лично убедиться в том, что его племянница свободна и в добром здравии. Маргарет бросила быстрый взгляд в окно, вновь подняла глаза к нему, молча сжав побледневшие за эти дни губы; он сделал шаг назад.

— Ничего не скажешь? — чувствуя шаги уже за спиной, за дверью, спросил Курт негромко; не услышав ответа, развернулся — тяжело, медленно — и вышел, затворив за собою дверь.

***

К двери дома за каменной оградой он вернулся, когда на Кельн спадали сумерки. Не обращая внимания на прохожих, уже открыто обсуждающих события сегодняшнего дня, Курт грохнул кулаком в толстые доски, привалившись к стене плечом и глядя под ноги. За стеной так и осталась тишина, и он ударил снова — громче и настойчивей и, когда в окошке показалась взволнованная физиономия, ткнул почти в самое лицо медальоном, непререкаемо потребовав:

— Святая Инквизиция, открывай.

— Простите, — забормотала физиономия, чуть отдалившись, — не знаю, могу ли я…

— Ты что — не в своем уме? — повысил голос он. — Или не понимаешь, кто я? Открыть сей же миг!

Окошко захлопнулось, из-за двери донеслись неясные бормотания и, наконец, тяжелая створка приоткрылась, пропуская его внутрь. Не обращая внимания на сетованья двух челядинцев, семенящих по обе стороны от него, Курт двинулся по уже хорошо изученному маршруту — через приемную залу, через коридор, полуосвещенный и пустой, к комнате, выходящей единственным окошком на улицу с дверью дома за каменной оградой…

Маргарет была там — сидела на низеньком табурете, сложив на коленях тонкие руки, а молчаливая грустная девица расчесывала ее мокрые волосы; увидев Курта, она поднялась, почти оттолкнув от себя свою новую горничную, и замерла, глядя растерянно и чуть испуганно.

— Пшла вон, — бросил он служанке, и та, дрогнув губами, воззрилась на свою хозяйку, теребя в руках гребень; Маргарет кивнула.

— Выйди.

Девица осторожно пристроила гребень на край постели, обойдя Курта бочком, и выбежала в коридор. Маргарет отступила назад.

— Ты много себе позволяешь в моем доме с моей прислугой, — заметила она негромко; он выглянул в дверь, убедившись, что никто из челяди не намерен подслушать хозяйские тайны, вновь прикрыл створку и медленно, размеренно прошагал к Маргарет, остановившись всего в шаге.

— Может быть, ты мне напомнишь, благодаря кому ты сейчас в своем доме? — усмехнулся Курт; та скривилась, отступив еще на шаг.

— От тебя несет шнапсом.

— Правда? — с непритворным интересом уточнил он, пожав плечами. — Странно, мне казалось, вымороженное пиво должно было все забить.

— Ты пьян!

— Разумеется, я пьян, — согласился Курт уже без улыбки, сделав к ней неверный шаг. — Неужто ты полагаешь, что после всего произошедшего я явился бы к тебе на трезвую голову и в здравом уме?

— Вот, значит, как, — Маргарет отступила в противоположную сторону. — Стало быть, со мною ты можешь говорить, лишь как следует накачавшись?

— Э, нет, милая; «накачаться» — у меня сегодня был повод, — возразил он, шагнув следом за ней. — Даже целых два. Во-первых, сегодня я избавил от суда человека, чья жизнь мне не безразлична. Это ведь повод для радости, согласись. Ну, а во-вторых, я отмечал свое титулование — меня сделали Дважды Великим Дураком всего Кельна. Причем, вот незадача, во второй раз я сам на это напросился, а теперь… — голос осекся, и Курт тяжело опустился на табурет, где до этого сидела Маргарет, потирая виски пальцами и глядя в пол. — Теперь… Пришел пожаловаться?.. не знаю…

128