По делам их - Страница 149

149

— Как Филипп, — уточнил он, и Маргарет нахмурилась:

— Филипп сглупил. И мне жаль, что пришлось его убить; ты это хотел услышать? Но что же, ты и этого старого мерзавца станешь жалеть?

— Удавил бы собственными руками, — не задумываясь, отрезал он. — Будь он изменником по убеждению — я спорил бы с тобою: сам хорош; но продать веру за деньги…

— Я развеяла твои сомнения? Ты будешь со мной?

— Да, — кивнул Курт, уже не колеблясь. — Я хочу это видеть. Когда?

— Ровно через две недели. Пятнадцатого июня — будет Черная Луна, это лучшее время для того, что мне нужно.

— Лик силы… — уже без улыбки произнес он тихо, чуть отстранившись и глядя в фиалковые глаза — пристально, взыскательно. — Что это изменит в тебе? Что тебе даст ее сила? Что ты получишь?

— Возможность избавиться, наконец, от человека, один взгляд на которого доводит меня до бешенства, — отозвалась Маргарет тихо. — Это первое, что я сделаю. Я смогу заставить его передать мне все, что он имеет — от знакомств, связей до имущества, и тогда… Ты считаешь, что это порочно, медлить с местью во имя выгоды?

— Нет. Я никогда не понимал тех, кто может броситься на врага прилюдно, средь бела дня, со спокойной душой идя после этого на казнь. Меня бы не утешала мысль о свершенном правосудии. Никогда не понимал тех, кто гордо отвернется от набитого кошелька поверженного противника, в особенности, когда этот кошелек так необходим… У меня есть лишь одно возражение: герцог фон Аусхазен — мой, Маргарет. Когда придет время, смерть он примет от меня. Это не обсуждается.

— Хорошо, — кивнула та, ни мгновения не медля, — но я должна это видеть. Я это заслужила.

— Увидишь, — ответил он, не скрыв дрожи в голосе. — Во всех подробностях — это я тебе обещаю.

— И он умрет в муках.

— Можешь не сомневаться, — подтвердил Курт с болезненной усмешкой. — В чем-в чем, а в этом я толк знаю.

Глава 22

Долгие июньские дни, становящиеся все жарче, влачились медленно, перетекая в столь же длинные и жарко-душные ночи.

Бессонница возвращалась все чаще; все чаще Курт, лежа на боку, глядел в распахнутое окно, где над соседней крышей, неспешно сползая от одного края к другому, парила луна, ночь от ночи все более полнящаяся, все более явственная и отчетливая. В одну из таких бессонных ночей на землю обрушился дождь — сплошной темной стеною, скрыв небесное светило плотными тучами. В ту ночь он до утра просидел, опираясь о подоконник и бесцельно глядя на улицу, где, скрывшийся за углом противоположного дома, был им однажды запримечен приставленный от начальства хвост. Все прочее время увидеть следящих за ним агентов не удавалось, однако Курт знал, что они есть, а временами предполагал даже почти с уверенностью, где именно; как и в прочих дисциплинах, преподаваемых в академии святого Макария, в искусстве слежки выпускник номер тысяча двадцать один преуспел неплохо, а посему, если б имел таковое желание, мог бы, хоть и изрядно потрудившись, вычислить надзиравших за ним и даже, быть может, от них оторваться…

Кельн жил своей, отдельной от него жизнью, и временами казалось, что судьба странной прихотью забросила его в город призраков, где он существует вместе с жителями и одновременно словно в каком-то ином, отличном от их, бытии, или это он сам — бесплотный призрак, до которого нет никому дела. К реальности возвращали лишь взгляды, встречаемые изредка и напоминающие о том, о чем и сам город стал уже забывать. И даже взглядов становилось все меньше, все реже доводилось встречать чьи-то глаза вовсе — Кельн заполнялся торгашами и крестьянами, начинающими свозить на рынок первые дары лета.

Несколько раз Курт заходил в кельнский собор, останавливаясь неподалеку от говорящего проповедь князь-епископа, слушая произносимые им слова и следя за выражением его лица, глаз, думая, что в десяти шагах от него стоит человек, не ведающий о том, что ждет его в недалеком будущем. «Stat sua quisque dies», звучало в мыслях. Stat sua quisque dies…

Для чего он приходит сюда, Курт до конца понять не мог, чувства, одолевающие его, были странны и непонятны ему самому. Он смотрел на лоснящееся, словно бы опухшее лицо над богатой ризой, самодовольное и нарочито-возвышенное, на уверенные движения, на массивную тушу, столь явно соответствующую тому образу священства, что установился в людском представлении об оном, и пытался вообразить себе момент, когда жизнь покинет это раскормленное тело с проданной золоту душой. Не сложится ли так, что некий бог, бесчувственный и равнодушный бог неправедного обогащения, существует где-то в необозримых далях той, иной стороны бытия, и душа эта в самом деле отдана ему, передана навеки, хотя и без оглашенного и подписанного договора, и именно к нему отойдет после гибели тела?..

Мысленному взору не раз виделось, как, заперши дверь, эти пальцы, похожие на покрытые волосом сосиски, пересчитывают то, что вскоре придется оставить, уйдя туда, куда золоту доступа нет… Ни разу Курту еще не доводилось видеть обреченного на смерть — вот так, явно. Ни одно из его дознаний еще не завершалось приговором, и не было еще человека, глядя на которого, можно было бы сказать с уверенностью — «завтра эта жизнь оборвется». Но даже и тогда все было бы иначе, ибо сейчас он смотрел на того, кто наслаждается бытием без боязни, без подозрений, без сомнения. Кто полагает, что впереди у него дни и годы безоблачной счастливой жизни…

Маргарет день ото дня тоже становилась все сосредоточенней и задумчивее, порою до сумрачности, и в один прекрасный день, плюнув на условности и остатки приличий, Курт едва не силой вытащил ее на загородную прогулку, реквизировав для этой цели курьерских Друденхауса, не спросив на то дозволения и никого не поставив в известность. После недолгой поездки шагом и короткой рыси они остановились далеко в полях, на пологом берегу Райна, и провели там почти весь долгий и ослепительно-солнечный день. Возвращались уже к вечеру, пересекая улицы под взглядами горожан, и на набережной разминулись с таким же, как у них, курьерским с сосредоточенным, усталым седоком. Курт остановил коня так резко, что едва не вскинул его на дыбы, чувствуя, как довольная улыбка сползает с лица. «Курьер от попечительского отделения, — пояснил он вполголоса, глядя вслед грохочущему по мосту скакуну. — Пришел ответ на донесение Керна». «Тебе нечего бояться, — столь же тихо, убежденно отозвалась Маргарет. — Он обещал мне, что тебе ничто не грозит, и я верю в его возможности». «Может, и так, — вздохнул Курт, — однако все равно придется явиться к старику. Лучше сегодня; ненавижу безвестность».

149