По делам их - Страница 31

— Вы не пытались узнать у него, в чем дело, что с ним происходит? — никак не ответив на услышанное, спросил он. — Не поверю, если скажете, что вас не одолевало любопытство.

— И справедливо не поверите, одолевало. Только он ничего не говорил, или отмалчивался, или отшучивался, или прямо посылал к чер… в том смысле — отвечал, что это не нашего ума дело.

— У него была любовница? — продолжил он и разъяснил: — Симптомы, так сказать, весьма схожи с поначалу тайным, а после удовлетворенным увлечением, согласитесь.

— Похоже, вы снова правы, майстер Гессе, — кивнул другой студент и развел руками, вздохнув: — Но мы никого с ним не замечали. Знаете, обыкновенно, если что-то ведомо хотя бы двум студентам — полагайте, что через сутки это станет известным всему Кельну; ergo, касаемо его увлечения, is, si quis esset, aut si etiam unquam fuisset, aut vero si esse posset, то никто из его знакомых о таковом не знал. Ну, может, кто-то один, причем умеющий сохранять тайны…

— Герман Фельсбау, к примеру?

— Я такого не говорил, — насторожился тот. — Просто хотел сказать, что о его любовных похождениях ничего не было известно, вот и все. Не передергивайте.

— Не напрягайся, — встрял Бруно, сидящий на подоконнике отворенного окна молча почти все время беседы. — Никто не намеревается вешать на него обвинение.

— Ну, если ты так говоришь… — с сарказмом раскланялся студент, и Курт, поморщившись, оборвал его:

— Он был должен за комнату, за два месяца. Вы знаете об этом?

— Да все знают. Они с Хюсселем так бранятся по этому поводу, что не услышать их просто-напросто невозможно. Вчера, кстати сказать, они повздорили снова — мы при этом присутствовали; Шлаг нес какую-то превыспреннюю чушь и платить не так, чтоб отрекался (попробуй он!), а как-то весьма смутно выражался о сроках. Хюссель наорал на него… Уверен, если б парень не преставился — он его бы выдворил в конце месяца.

— Есть предположения, почему человек на такой должности испытывал подобные затруднения? — поинтересовался Курт, и студент округлил глаза с плохо исполненным изумлением:

— На какой «такой»? Стипендиум секретаря не так уж чтоб сильно скрашивает жизнь…

— Да брось, — оборвал он, и тот умолк, отклонив взгляд в сторону, исхитряясь при этом укоряюще коситься на Бруно. — И не жги его взглядом — и без него я превосходно знаю, какие дела творятся в университетских сообществах, не вчера родился. Не будем терять время, обсуждая доказанность коррупции в студенческом союзе и прочие прегрешения вашей братии, просто прими как факт, что я понимаю, о чем говорю. Стало быть — я повторяю свой вопрос: есть предположения, отчего он при такой должности был столь стеснен в средствах?

Тот метнул быстрый взгляд на своего притихшего приятеля и вяло пожал плечами, понизив голос:

— Никаких. Играть, как я уже говорил, не играл — не так, чтоб заигрываться, пить не пил — не спивался, по крайней мере. Дорогих одежд не приобретал. Не знаю.

— И никаких новых увлеченностей у него не появилось вместе со всеми этими странностями? — не отставал Курт, не обращая внимания на откровенно недовольные лица соседей. — Ничего, что не бывало замечено за ним ранее?

— Лекции гулял частенько, — отозвался другой. — Временами это каждый делает; ректорату что, деньги уплатил, а там — учись, не учись, твое дело… Знаете, что я вам скажу, — добавил он несколько нерешительно, — что касаемо его рассеянности и прочего — это ведь с поздней осени началось, потом зима; сами, наверное, знаете, как это бывает в такое время года — снег, холод, пасмурно, дни короткие, времени ни на что не хватает, ничего не поспеваешь сделать, что нужно… Ничего не хочется, никто не мил; словом сказать, depressio.

— Знаю, — подтвердил Курт, подумав, что в словах студента и впрямь может быть некое рациональное зерно, — бывает. Так стало быть, именно с наступлением весны вся эта его… рассеянность и подавленность ушли?

— Пару недель как. Вот потеплело совсем, снег почти растаял — с начала апреля, in universum. А зимой, скажу вам по себе, и учиться-то не всегда есть желание; так и с Филиппом, похоже, было. За обучение он уплачивал, как и прежде, аккуратно, а занятия пропускал довольно нередко. В библиотеке чаще показывался, чем на лекциях.

В библиотеке…

Курт вздохнул. Зачастую те, кто проводил слишком много времени среди библиотечных собраний, имея характеристику от окружающих «странный в поведении», рано или поздно оказывались в поле зрения Конгрегации, однако же не в роли пострадавших, а в виде подследственных… Неужто Филипп Шлаг сумел изыскать среди университетских книг нечто запретное, сведшее его, в конце концов, в могилу?

Это бы многое разъяснило, недовольно подумал Курт, снова вздохнув, однако же, если сложить вместе все то, что было сегодня услышано о нем, покойный не особенно сходствен с человеком, могущим увлечься потусторонними забавами; maximum- какой-нибудь хиромантией, потехи ради; ко всему прочему, насколько применимо к пропадающему в библиотеке студенту определение «слишком много»? Многие из них впервые прикоснулись к книге собственно здесь, в университете; книга — до сих пор удовольствие исключительное и не каждому достающееся, а хорошая книга — уж тем паче, и мало-мальски неглупый и алчный до знания человек попросту не может не воспользоваться вдруг раскрывшейся ему доступностью рукописных трудов. Конечно, надо будет и поговорить с библиотекарем, и проглядеть список наличествующих в университете книг (та еще работенка…), однако — здесь едва ли что-либо возможно выловить…