По делам их - Страница 144

144

— Я продолжу сам, — возразил он. — Ты не завершила цитату. «Сношение с ней приносит смерть».

— Не для тебя. И, раз уж об этом речь — не мы в том виноваты. Отвечаем, как можем. Чего еще вы хотите ждать от женщины — покорности в ответ на ваши хозяйские замашки? Когда ты начинал свое дознание, ты ведь справлялся обо мне у студентов, что со мною общались, верно? Убеждена, что знаю, как они отзывались обо мне. «Поразительно: женщина, а думает» — если выразить все их комплименты кратко. Для них сказать такое настолько естественно, что никто из них не счел оскорблением заявлять мне нечто подобное в лицо; и считалось, что они мне польстили! Умная женщина, способная поддержать разговор — нечто небывалое, точно говорящая лошадь. Нам возбраняют учиться, а после пренебрежительно отзываются о нашем разуме, нас содержат под замком, ограждая от внешнего мира, а после смеются над нашей слабостью; история девицы, падающей в обморок при виде мыши — это уже устоявшееся присловье… Любые отношения мужчины и женщины — это торг, и никакие высокие слова не меняют правды; а правда такова: мужчина старается купить подешевле, а женщина — продать подороже. Даже хуже — это словно осада города во время войны, когда сдача неминуема, но прежде, чем открыть ворота победителю, будущему хозяину, надо вытребовать себе как можно больше привилегий и вольностей. И к такому порядку вещей нас приучают с детства!

— Этим тебя прельстил твой таинственный наставник? — уловив мгновенное затишье в потоке ее гневной речи, спросил Курт. — Конкуренцией наравне с мужчинами? Равным отношением без поблажек и снисходительности?

— Что тебя так встревожило? — чуть сбавив злость в голосе, отозвалась та. — Я тоже могу блеснуть своими познаниями в тайнах человеческой души и сказать, что все твои проповеди — это заурядный страх за собственную шкуру.

— А я этого и не отрицал. И сейчас хочу услышать одно: а я — тоже противник? Я тоже часть враждебного мира, который надо покорить или уничтожить?

Маргарет улыбнулась — натянуто, но все-таки искренне, приблизившись и взяв его за руку.

— Нет, — ответила та, внезапно утратив всю злость, ответила так просто, что Курт поверил — тотчас и без колебаний. — Ты единственный, первый и, убеждена, последний, кто не пробуждает во мне враждебных чувств.

— А если бы твой загадочный покровитель сказал, что я ненадежен — с каким чувством ты от меня избавилась бы?

— Злишься, — произнесла та почти с нежностью, заглянув ему в глаза. — Я понимаю тебя. Но пойми и ты — я хочу, чтобы ты действительно знал все, как ты сам и желал. Я хочу, чтобы у меня от тебя не было секретов; но мои тайны — не только мои, посему я должна была показать, что тебе доверять можно.

— Показать — кому? — уточнил он. — Кто этот человек? Чего он добивается — от тебя, от всех, от мира? Что происходит вокруг меня, вокруг тебя, что за тайные игры?

— Теперь я скажу все — на этот раз действительно все. Ты спросил, кто он… Я не знаю. Он никогда не отвечает на вопросы прямо.

— Это я заметил, — пробормотал Курт недовольно. — Как ты познакомилась с ним? Откуда о нем узнала?

— Он пришел ко мне однажды — сам; как он узнал обо мне, я не представляю. Просто как-то раз, когда я сидела в библиотеке, он очутился там же — не знаю, как, не спрашивай. Я лишь увидела вдруг какую-то фигуру в углу — недвижную, темную, с лицом, закрытым капюшоном… Когда он заговорил о том, кто я такая, о моих возможностях, о моей силе — я спросила, не Дьявол ли он. — Маргарет улыбнулась, пожав плечами. — Тогда я ничего иного не знала, ничего иного вообразить себе не могла — для меня было лишь то, о чем слышала, о чем нам говорят, лишь две силы в мире, Бог и Дьявол…

— А это не так? — спросил он осторожно, тихо; Маргарет вздохнула.

— Тебе тяжело будет понять и принять это сразу, но я расскажу тебе, что на самом деле. Убеждена — сами те, кто наставлял тебя, кто растил из тебя пса Господнего, знают то, о чем я буду тебе говорить. Знают — и молчат.

Курт припомнил вторую библиотеку в академии святого Макария — всегда на замке, недоступную для курсантов и выпускников, у двери которой круглые сутки маячили два молчаливых стража, припомнил, как всегда уходили от ответа на вопрос «что там» наставники и ректор; припомнил сотни книг, конфискованных у обвиненных, не все из коих оказывались в огне вместе с ними, и вздохнул. Труды по медицине, астрономии, ботанике — многое из этого стало в конце концов тайным знанием самой Конгрегации. Однако оставались еще неисчислимые богословские opus'ы, канувшие в небытие; и как знать, сколько их пребывает в ее руках на сегодняшний день…

— И это я понял тоже, — согласился он тихо.

Глава 21

… «До того, как миру быть округ нас, мир был молод. До того, как стать ему молодым, мир был юным. До того, как стать ему юным, мир пребывал во младенчестве. До младенчества своего миру надлежало родиться.

До того, как надлежало ему родиться, его не было.

До того, как не было мира, не было того, что округ него. До того, как было ничто, ничто еще не зародилось, и время еще не текло, ибо не было берегов, в кои оно могло влиться и где могло бы течь.

Что было прежде и как стало быть то, что стало, не известно никому, и можно лишь знать, что говорят люди.

Люди говорят, что Вселенная сотворена всевластным Создателем. Сотворена — и блюдется им в каждый миг ее существования, надзирается в каждом событии, вершащемся в ней.

Люди говорят, что Вселенная сотворена всевластным Создателем. Сотворена — и позабыта им.

144